Тот, кто ни разу в жизни не был свидетелем схождения густого белого тумана на предрассветно-сонный лес, ни разу в жизни не видел и настоящей красоты. Представить это величественное зрелище зачастую становится сложнее, чем предполагается, а посему есть только один шанс им насладиться - взобраться в башню повыше и выглянуть из окна аккурат в тот момент, когда над верхушками деревьев ещё не показалось солнце, но небо на востоке уже начало светлеть, причудливо переливаясь от тёмной сердцевины слой за слоем синевы, сменяющейся лёгкой дымкой лазури, а к краю горизонта и вовсе принимающей молочно-золотой оттенок. Так, словно в том месте, где в скором времени появится дневное светило, был пролит мёд. И в этом смутном освящении на ещё тёмный лес аккуратно опускается не сизый - белый - туман. Зелень меняет свою окраску вплоть до синевы, а кое-где и вовсе скрывается в этом весеннем чуде. А туман стелется, словно укутывая горделивые кроны, ветви, стволы, крадучись опускаясь в долы и застилая тёмные пятна полей, как вышедшая из берегов молочная река, которая несколько мгновений спустя засияет золотом солнца. И всё это действо происходит в полнейшей тишине, ведь город ещё спит, как спят звери с птицами, ни звука не смеет произвести замершая в восторге природа и населяющий её народ. Только запах может слегка отвлечь от созерцания, но зачастую он настолько свеж и ненавязчив, что только добавляет увиденному ещё большего очарования. Да, определённо, тот, кто не видел этого своими глазами, никогда в жизни не видел и настоящей первозданной красоты. Его Величество Ричард II поднялся засветло, чтобы уже в который раз полюбоваться своим любимым предшествующим рассвету зрелищем. В такой ранний час замок пустовал, а в коридорах гуляли разве что сквозняки и редкая стража, молчаливо выказывающая недоумение при виде государя, идущего босиком по ледяным полам в одной сорочке бог весть куда. За последнее время его пребывания в Лондоне сменился не один караульный, причём навсегда. Те, кто становились мало-мальски привязаны к Его Величеству, немедленно высылались прочь из резеденции, а на их место призывали новый патруль и охрану, наказанную шпионить за королём. Поэтому монарх должен был выверять каждый свой шаг и слово, дабы ненароком не опорочить себя снова и не подвергнуть опасности и без того достаточно расшатанный трон. Парламент знал, что нужно делать, чтобы держать короля в узде, а сам король ухитрялся брыкаться и вставать на дыбы, но очень ненавязчиво - большинство его поступков могли бы приписать слабоумному убитому горем человеку, но никак не хитрому монарху с ограниченными правами, готовому как только не изгаляться, лишь бы вернуть себе законные права и регалии. Взять бы его брак с молодой дочерью французского короля: Ричард поехал заключать мир с Францией, а вернулся на родину с молодой невестой. И ладно бы, если бы она была какой-нибудь графиней, нет - француженкой, порождением той земли, за которую воюет весь английский двор в надежде уволочь себе кусок земли побольше, да ведьмой в конце концов! Для простого человека в бренной плоти она была слишком красива и умна, так что королеве суждено было получить статус ангела, чего быть не могло из-за её французской крови, либо злой ведьмы, которая только и мечтала о том, как бы утвердиться поудобнее на троне. Такое Его Высочество предпочитал осмеивать публично, прекрасно понимая, как он рискует своим поведением навлечь на себя снова гнев лордов-апеллянтов. Поэтому у него было ещё одно более безобидное, но всё же излюбленное занятие: почти что каждое утро он исправно встречал рассветы, убивая самим поступком двух зайцев сразу - наслаждался умиротворением, что дарило ему немало положительных эмоций на день грядущий, и давал повод графам покрутить пальцем у виска. Быть может, Ричард за своим таким поступком и ничего не ставил эдакого, направленного исключительно в сторону формирующих основное мнение о монархе лордов, а просто повиновался своим желаниям, лишний раз проявляя самостоятельность, но как бы то ни было, всё равно этот весенний день начался для него просто чудесно. Он немного застудился на холодном утреннем ветру, поэтому по его возвращению в покои монарха разбила крупная лихорадочная дрожь, только вот даже она не смогла омрачить его настроения. А за время, остававшееся до его официального подъёма, он успел согреться, потому приступил к рутинным и государственным делам в прекрасном расположении духа и добром здравии.
А дел даже у такого ограниченного в правах государя было немало, особенно сегодня, когда шёл третий день рыцарского турнира. За несколько часов до полудня король обязан был быть на трибунах и наблюдать за ходом схваток, что впрочем ему не претило - Ричард II был большой любитель подобных зрелищ, они захватывали его внимание с не меньшей силой, чем туманы и рассветы. Кроме того на подобных мероприятиях было немало действительно выдающихся в военном деле воинов. Сам король так и не сумел добиться нужных высот, а если бы рискнул сам поучаствовать в одном из поединков, то тут же был выбит из седла самым слабейшим из рыцарей. Представить страшно, какой позор его бы ожидал при таком раскладе. Поэтому Его Величество был скромен и занимал зрительскую нишу с надлежащим ему хладнокровием и важностью. Рассуждая здраво, легко представить ту выгоду, которую можно извлечь из восседания в прекрасном кресле с высокой спинкой, украшенной резьбой, в окружении ближайших советников и прочих приятных лиц, чувствовать запах мирта и яблонего цвета, гирляндами из которых была увита зрительская ложа, и почти с ленивым азартом наблюдать за тем, как сходятся в поединке всадники. Уж куда большую, чем если самому торчать на поле, переживать, душить в себе страх и успокаивать коня, дабы тот ненароком сам от страха не взбрыкнул и не выкинул из седла наездника раньше положенного срока. Ричард наслаждался ещё хотя бы тем, что пока он председательствует на турнире, он волен судить тех самых лордов, некогда судивших его самого, а теперь состязающихся друг с другом. Ведь перед законом турнира все равны, а уж тем более перед лицом иностранных гостей, которых было всегда немало на подобного рода мероприятиях. Первые пара часов пролетели, кажется, для всех незаметно, зрители, со всех сторон обступившие ристалище, былт погложены ходом схватки сразу шестерых рыцарей подряд, вступавших по обе стороны друг против друга, а вот ближе к полудню, а заодно и парным состязаниям, Его Величество начал слегка уставать и явно переживать по этому поводу. Можно себе представить, как тяжко бывает прямо держать спину хотя бы на протяжении получаса, при этом стараясь не особенно шевелиться, а Ричард честно просидел два с половиной часа и теперь чувствовал, что у него начинает ныть всё тело. Плюс ко всему он, привыкший к тому, что представление обязано захватывать зрителя, а не наоборот, начал задрёмывать с открытыми глазами, и лишь прохладный ветер да тяжёлая корона не дали ему совсем потерять сознание и уронить голову на грудь в дрёме от скуки. А ведь не первую декаду минут танцующий на поле граф Уорик пытался хоть как-то одержать победу над своим противником - одним из теперь уже тайных фаворитов короля. Прознай он об этом, то выскочил бы из штанов, чтобы самолично заколоть ни в чём не повинного герцога. Но граф был туп, слеп и самодоволен, чем вызывал у государя лишь скуку и раздражение. Только вот народ любил Уорика, а посему Его Величеству не оставалось ничего, кроме как пытаться изобразить интерес, а в самом деле с куда большим азартом рассматривать лошадиные ноги, нежели неуклюжего изменника. Ричард уже в который раз слегка приподнялся на троне, давая своей царственной осанке ослабнуть натпару секунд, затем вернулся в исходное положение и вовремя поймал себя на желании потереть глаза кулаками так, ка обычно делает только что очнувшийся ото сна ребёнок. Раздосадованно вздохнув, монарх перевёл взгляд с собственных колен на поле, где всё ещё кружили рыцари, и мысленно взмолился о том, чтобы эта нелепица прекратилась. И, что удивительно, всё разом прервалось откликнувшимся на молитвы Ричарда небом.
Первое, что заставило его вздрогнуть и невольно вцепиться сильнее пальцами в жезл, был рёв, который не способен издать ни один известный ему зверь. Король часто охотился и знал, как воет волк или ревёт медведь. Но вопль, пронзивший напряжённую и сопровождаемую топотом копыт и лязгом оружия с обмундированием тишину, был схож с криком человеческим. И даже глотка раба божьего не смогла бы так пронзительно вопить. Теряющийся в догадках Ричард напряжённо огляделся, замечая, как заволновалась стража, и мгновение спустя громко охнул от неожиданности - с неба ударил столп самого настоящего пламени. А позже в поле зрения Его Величества оказался дракон. Самый настоящий гигантский чёрно-красный летающий и огнедышащий дракон. От изумления и страха Ричард лишился дара речи и способности передвигаться - недавно едва сидящий в кресле, он словно прирос к нему и не мог толком пошевелиться, во все глаза глядя на то, как свирепое чудовище сеет панику на отведённом для состязаний поле. Лишь после того, как ящер напал на графа Уорика, сбросив того с коня и кинувшись пожирать животное, король оживился - резко поднялся, теряя в движении всю краску с лица, направился к ложе, где сидели дамы, не замечая ничьих рук, желающих утащить его подальше от трибуны, к которой подступало пламя, поймал свою супругу за локоть и поспешно, не прибегая ни к чьей помощи, вывел королеву прочь из огненного ада. Вокруг монархов уже столпились стражники, а Его Величество, всё ещё белее мела и наверняка холоднее, чем мрамор, поспешно прощался со свой женой, наказывая охрану доставить её в замок Бейнард, где она, по его прогнозам, могла пробыть в безопасности, покуда её супруг будет разбираться с такой проблемой, как дракон. До сих самых пор, пока перед его монаршим взором не предстало это чудище, Ричард не верил ни в какую магию и драконов. Даже будучи мечтателем и романтиком, он воспринимал все рассказы о них приятными сказками, но не более. А когда ему в подарок приподнесли якобы драконье яйцо, то он вовсе расхохотался, восприримая бесценный презент как чью-то шутку, чем смертельно обидел отнёсшихся к нему с уважением чужестранцев. Что примечательно, подарка они не забрали, а сам король его не выкинул, предпочтя забыть о такой мелочи вовсе, чем тратить на неё своё время и внимание. И, как теперь выяснилось, зря. Выходит, что не лгали ему тогда иноземцы, когда божились, что с таким даром Его Величество сумеет стать владыкой мира. Правда теперь просить прощения и благодарить за столь бесценный подарок попросту не было времени - то лм дело окаменевшее от времени яйцо, и совсем другое живой свирепый дракон. Ричард не боялся, страх куда-то пропал, уступая решительности и спокойствию. Он знал, что он - король, а это означало, что ему не подобает бояться каких-то вторгшихся невесть откуда ящериц с крыльями, пускай даже эта "ящерица" способна в мгновение ока обратить его греховное тело в царственный пепел. Ричард, небрежно отмахнувшись от своего дяди, отправился обратно почти сразу же после того, как убедился, что королева успела уехать достаточно далеко от грозящей ей опасности, а и без того накаляющейся решительности поспособствовал знакомый голос графа Арундела. "Пускай, - сказал он. - Если король желает стать героем, то пусть и сгинет им." Он сделал вид, что не услышал таких слов, но всё же прибавил шаг и под конец возвращался почти бегом, цепляясь полами мантии за укрепления трибун и ограждений. И опоздал. Мимо полыхающих шатров король пробивался медленее, но куда проворнее еле поспевающей за ним охраной, а поэтому упустил момент рассмотреть чудовище поближе - оно вдруг неожиданно резко сорвалось с места и взмыло ввысь, взмахами своих крыльев только усиливая пожар. Однако рыцари, окружавшие уже теперь улетевшего дракона, не вздумали расходиться и всё ещё на кого-то нацеливали своё оружие. Ричард снова прибавил шаг и через пару минут столкнулся лицом к лицу с ещё одним сюрпризом, даже не успев задуматься о том, не много ли их уже случилось за такой короткий срок.
В кольце бравых воинов стояла молодая девушка вся в ссадинах и синяках, виднеющихся на бесстыдно оголённых ногах, белеющих из-под рваной туники теперь уже непонятно какого цвета. Её белоснежные волосы, некогда заплетённые в причудливые косы, были по-крестьянски распущены по плечам, а также встрёпаны, даже всклокочены. Но больше всего на государя произвело впечатление то, с каким вызовом и гордостью она глядела на стражников и короля в частности, так, будто бы была законной владелицей этой земли, а приченённый ею ущерб был ничем иным, как карой за непослушание и своевольное поведение на чужой территории. Если бы не пережитый ужас и удивление, король бы нашёл в себе силы возмутиться, но куда более разумным ему показалось смягчиться и пойти на контакт с чужестранкой хотя бы потому, что это её, а не его принёс сюда дракон. Отвергнув предостережения, Ричард подошёл к девушке и без опаски протянул руку, касаясь её волос и поправляя локон. Затем, осмелев ещё сильнее, он бережно провёл пальцами по ссадине на щеке, затем всё так же ласково утёр кровь с разбитых губ и лба. И только поймав на себе чужой взгляд, он отошёл на пару шагов обратно, тем самым обозначая почтительное расстояние и не переставая дивиться тому, что происходит с ним сейчас. Глаза, всё ещё источавшие тот самый гордый взгляд, у девушки были самого необычайного на свете цвета. Он прекрасно помнил тёмные, как побуревшая от старости древесная кора, глаза своей первой жены Анны, куда многим лучше мог бы отозваться о светлой зелени очей своей нынешней королевы Изабеллы, но девушек с глазами цвета вечерней лесной фиалки он ещё не встречал. Теперь король, позабыв и про пожар, и про дракона, и про то, что чудовище наверняка загубило не только графского коня, любовался совершенно беззастенчиво этой белокурой пришелицей.
- Ты верно догадалась уже, кто мы? - начал он, властным жестом приказав опустить оружие и больше не целиться в гостью и не пугать её. - Нам интересно, зачем же ты устроила во время праздника такое представление, не выждав своей очереди и не обозначив присутствие на чужой земле, как полагается? Ответь нам, как тебя зовут. Клянёмся, что тебя здесь никто обидеть не посмеет.
Монарх приветливо скривил губы в улыбке, но большего себе теперь не мог позволить - раз он начал говорить с чужестранкой как король, то и вести себя он был обязан соответствующе. Только вот глаз он с неё спустить был не в силах.
- Ты поступила некрасиво, нарушив наш покой, но мы великодушны и всё прощаем на первый раз. Не хочешь пойти с нами? Мы распорядимся, чтобы тебя отмыли и переодели, дали лекаря, еды и покоя. А потом ты расскажешь нам, кто ты и откуда родом, и что за диковинная огнедышащая птица принесла тебя сюда, а главное, что за цели ты смеешь преследовать в нашей земле.
- Ваше Высочество, огонь, - напускно-спокойным тоном прервал речь короля бог весть откуда взявшийся граф Арундел. - Пожар распространяется, захватывая торговые ряды, скоро будет гореть ярмарка и лагерь герцога миланского. Что делать?
- Как что? - с не менее поддельным удивлением отозвался ему Ричард. - Тушить, конечно.
И чтобы у графа больше не возникало сомнений в том, что Его Величество сейчас очень занят, он подал руку дикованной незнакомке, дабы та могла не только опереться на неё и идти свободно, но и понять, с каким почтением к ней относится правящий этими землями монарх, если самолично оказал ей не только тёплый приём, но и обеспечил удобство передвижения. Девушка ступала очень тяжело, но король не смел останавливаться, потому как если они все будут медлить, то наверняка сгорят в пламени пожара или задохнутся от чёрного обступающего со всех сторон дыма. К задворкам пригнали лошадей, среди которых была прекрасная белая кобыла, уже приглянувшаяся Ричарду в качестве временного презента для его гостьи. Когда делегация была уже в седле и готовилась к незамедлительному отправлению, монарха поймал за подол платья кто-то из свиты графа Уорика, сетующего на то, что конь его убит, а сам он при падении повредил себе не то ногу, не то голову.
- Покорным нравом светлейший граф не смел отличаться, теперь ему один удел - стенать от боли и в пыли валяться, - нетерпеливо перебил слугу король, выдёргивая из его пальцев свою одежду и разворачивая коня.
- Но Ваше Величество, граф Уорик, он умирает...
- О, нам так жаль. Но, к сожалению, нам также наплевать на тех, кто выбрал для себя не лучшее время для встречи с праотцами.
И, нетерпеливо хлестнув поводьями и толкнув в бока коня ногами, король сорвался с места, направляя делегацию из всадников и чужеземки в Виндзорский замок, прочь от огня, неугодных лордов, их дохлых лошадей и прочей падали. Гораздо более стоящими проблемами был путь до летней резеденции, потому как в Тауэре поселяться сейчас не было бы смысла и удовольствия - в воздухе всё ещё бы пахло гарью, а вид на почерневшее турнирное поле и бушующий пожар отвлекал бы от приятного камерного разговора. Королю теперь хотелось как можно быстрее добраться до места, обеспечить гостье полный комфорт, а позже назначить ей аудиенцию по всем правилам английской монархии. Уже в пути он начал прикидывать, кого позовёт на торжество и стоит ли приглашать пресловутых лордов, тем самым отвлекая их от дел, к которым они так рвались, а именно к решению государственных  проблем и непосредственной власти. Раз уж им так хочется, то пускай, а Ричард тем временем будет отдыхать в обществе диковинной пришелицы. Воодушевлённый этим, он вновь хлестнул коня и вырвался вперёд, явно надеясь прибыть в Виндзор самым первым.

Как бы то было ни парадоксально, больше всего Ричарду претило в государственной службе она сама: само собой, что титул короля - ответственность большая, - но куда серьёзнее была терпимость к тому, что говорят советники, ближайшие к трону лорды, родственники, церковники и прочие почётные мужи, готовые как семеро нянек из пословицы оставить своего дитя-монарха без глазу. Порой от разногласий голова кругом идёт, что уж говорить, если сам король был нередко взволнован и отзывался категорично в ответ на все поползновения мудрецов со своими несомненно правильными советами. В том положении, в котором сейчас находился правитель, лишённый большей части своих прав, ему могли подсунуть какую угодно парламенту бумагу, а сам он обязан был бы её подписать, даже не читая - не было времени на это. И если только бы он посмел хоть что-то возразить или оспорить чьё-либо решение, его бы гарантированно ждала расправа. Да если б его только. Под угрозу попадал и герцог Йоркский, и дядя Джон Гонт, а главное, молодая королева. Кто знает, что её ждало бы, свергни парламент Ричарда с концами? То, что государство бы погрязло в нищете и бедствии, монарх не сомневался. Он часто размышлял о том, что было бы, если б его не стало. Но вот куда сильнее болело сердце у него за Изабеллу, в конце концов, он же не потащит её с собой к трону Господнему. Всему свой срок, и покуда не истёк он для действующего монарха, не смыть всем водам яростного моря с чела монаршего святое миро. С прибытием в Виндзор Ричард понял, что поступил весьма самонадеянно, отправившись в замок самолично, а не послав в него гонца для того, чтобы все обитатели были готовы. Впрочем, его устраивала малолюдность летней резеденции. Он мог провести в покое и размышлениях немногим больше времени, чем было у него, явись сюда всё председательство палаты лордов. Представив, как нелегко сейчас Арунделу и как клянёт тот короля, правитель усмехнулся. Ему порой льстила даже брань в свой адрес, ведь это говорило лишь о том, насколько окружающие к нему неравнодушны. И всё же советники, подобно стае голошеих птиц-стервятников, слетелись на него, стоило ему спешиться. Они как будто обладали даром провидения и точно до минут смогли прочесть по облакам то, когда прибудет в замок их король, а сейчас они толпились вокруг него, недоумённо шепча монарху разного рода предостережения касательно их новой гостьи.
- Довольно, - несколько резко прервал Ричард галдёж, от которого его и так смурная голова стала гудеть ещё сильнее. - Хватит. Всё будет так, как мы решили, а всем, кто смеет нам перечить, придётся лично просить в ногах прощения у нашего Величества. Скажите лучше слугам, чтоб проводили гостью отдохнуть, как мы ей при первой встрче обещали. Затем - всё остальное. Мы будем ждать её до тех пор, пока она не почувствует себя достаточно здоровой. А теперь мы сами желаем уединиться, дабы отдохнуть.
Виндзорский чистый воздух вразрез с задымлённым Лондоном казался что родник в пустыне, оказывая ещё и довольно усыпляющее воздействие на и без того уставшего монарха. Он с большим удовольствием бы отправился к себе в покои, чтобы вздремнуть часик-другой, но прекрасно понимал, что это невозможно. Неровен час в замок может явиться Арундел с докладом и вопросами. Беспомощный щенок, давно он возомнил себя намного выше короля. А его друг Уорик? Как бы хотелось, чтобы тот сгинул в пламени, а если вдруг живучем окажется, что гад под ногами, которого ты давишь, а он ползёт всё дальше, то хотя бы отравился и не попадался никому на глаза. Ричард редко гневился по-настоящему, как позволяют себе особы королевской крови, а раньше вовсе его гнев больше походил, как говорили, на вой униженной жены, из-за чего мужчина лишь сильнее злился. Но время выучило его некоторым придворным хитростям, которые он раньше постигать отказывался. К примеру, сдержанности - раньше он мог закатывать скандал, а следом ещё один, а потом снова. И всё из-за какой-то мелочи. То, что его обвиняли в несдержанности он мыслил справедливым и не смел больше отвергать такой притензии к себе. Поэтому сейчас его злость на лордов не имела выхода, как раньше, она вообще не проявляла себя никак, лишь в мыслях. В них же Ричард II, законный правитель Англии, строил планы по захвату трона. Захвату ли? Он король, поэтому его венец и трон принадлежат ему, покуда он в своём уме и не потерял способности передвигаться. И как великий богопомазанник он был обязан вернуть законное себе. Но как? Нужно пытаться. Извлекать выгоду из разного рода мелочей, которые кружат вокруг него - протяни руку, и все звёзды с неба сами полезут в твой карман. Стоит лишь раз самому первым обратить на них внимание. Монарха очень клонило в сон, поэтому мысли стали о вечернем небе и звёздах. Король устал, хотя его день только начинался, и он не заметил, как ненадолго, но всё же задремал, сидя у себя в покоях на краю кровати в полном одиночестве и тишине. Порой это безмолвие бывает дороже музыки. В себя Ричард пришёл едва заслышав звуки приближающихся к замку всадников. Поспешно встав с кровати, выйдя за дверь и пройдя по коридорам до окна, он с облегчением заметил, что в замок к племяннику прибыл его любимый дядя Джон Гонт. Хоть он не звал к себе советника и бывшего опекуна, этот визит король про себя расценил как жест заботы в свой адрес и лично вышел встречать родственника. Гонт был встревожен. Прежде всего он справился о здоровье короля, рассказал всё в красках о происходящем в округе Лондона и назвал поступок племянника довольно мудрым на фоне всех бывших ошибок прошлых лет.
- Мой добрый Гонт, нас бы прельстили твои слова, если бы нам известно не было, что ты из жалости лишь нам в глаза кривишь душой, - не без сонной печали в голосе сказал наконец молчавший всю дорогу до залы Ричард. Прежде чем продолжить, он жестом прогнал придворных и остался один на один со своим дядей. - Скажи нам лучше, что нас ждёт? Ведь мы сами понимаем, насколько опрометчив наш поступок. Раньше в решительности не было покоя, теперь покоя нет в сомненьи.
- Государь, вы до сих пор напуганы. Оставьте страхи, ведь сами вы уже достаточно смогли понять о происходящем у нас под носом.
- Ох-х, перестань, противно слушать. И всё ж не на такой ответ рассчитывать мы смели.
- Вы поступили правильно - вот мой ответ, - как можно сдержаннее держал слово Гонт, глядя на явно растерянного и ждущего совета племянника. Он помнил его мальчиком, уснувшим на коронации, но, кажется, монарх до сих пор если не спал, то находился где-то в мире грёз и собственных мечтаний, но никак не на земле. Поэтому его поступки часто вступали в резонанс со здравым смыслом, ведь в реальном мире властвуют законы отличные от тех, что могут быть в фантазиях. Он вырос как мужчина, а в душе всё ещё оставался тем ребёнком, который прятался по углам от страха или же наоборот был слишком приставуч и любопытен. Время воспитала в нём монарха, но не отняло ребячества и наивности. Сначала Ричард делал то, что хотел, а после думал и раскаивался. Годы правления смягчили его эту резкую черту, но многое осталось прежним. Ведь правда, как быть, когда на королевство обрушилась магическое существо, а сам король не созывает армию, чтоб победить чудовище, а зовёт к себе ту, что привела смерть в мирные края. Неслыханно. И всё же Гонт был «за» эту идею. Он не мог ручаться за то, что происходило в голове племянника, но в его добром сердце он не сомневался, поэтому всецело был на поддержке у короля. С другой стороны, как политик Джон Гонт мог бы проявить прозорливость и склонить нежданную пришелицу к поддержке законного правителя. Скорей всего, сам Ричард мечтал об этом, но толком этого не осознавал. - Гораздо худшим было бы, если б вы повелели убить несчастную на месте, ведь её дракон не сгинул - он вернётся. Рано или поздно. А если б вы отдали приказ кинуть её в тюрьму, чудовище бы всё равно явилось по наши души. Один Бог знает, что бы тогда произошло со всеми нами. Но мой совет таков: будьте милосердны к ней, как были уже раз. Старайтесь разузнать о ней побольше и как можно мягче обращайтесь с её достоинством, ведь она чужестранка. Вдруг обычаи её страны в сравнение с нашими вставать не могут?
- Ты всё так же мудр, мой добрый Гонт, - Ричард улыбнулся, подходя ближе и опуская ладонь на плечо Ланкастеру, от чего тот склонился в привычном вежливом полупоклоне. - Ну-ну, полно тебе кланяться. Мы не за этим подошли к тебе. Не сомневайся, мы поступим так, как ты сказал. Но пусть это останется в этих слепых стенах лишь между нами. А благодарности тебе мы выразим потом.
Распорядившись, чтобы позвали слуг подготовить залу к приёму гостьи, а самого короля к торжественной встречи, Его Величество направился обратно к себе в покои, дабы сменить платье, ещё немного придти в себя и обдумать то, что он мог бы сказать своей нежданной чужестранке, дабы ту не обидеть и не наслать на себя немилость её и её дракона. Теперь уже, когда огненный ад был позади, а прежний восторг сходил на нет, монарха объял ужас. Он даже краем глаза уловил то, как сходит краска с его лица, в то время как слуги приводили в порядок его волосы, так было ему жутко представить, что же ждёт королевство потом, когда вернётся дракон. Причины, по которой он явился именно сюда и с какой целью принёс на себе эту чужестранку, Ричард не знал, а неизвестность всегда бывает куда страшнее действительности, за ней скрытой. В тронный зал вели его наряженного, но бледного, что смерть, и кожа выглядела ещё белее на фоне торжественного облачения. Но стоило ему переступить порог и явить свой лик мгновенно поднявшимся со своих мест лордам, как он тут же ощутил прилив уверенности и особой силы, с которой он мог распоряжаться так, как сам хотел. В конце концов, он здесь король, а его воля – ниспосланная Богом благодать. Там, в холодных коридорах, обдуваемых всеми четырьмя ветрами, остался испуганный простолюдин, а позволял вельможам расправлять подолы мантии и удобнее устраивать ноги на подушке Его Величество Ричард II. Народу в зале было не слишком много, большая часть из них была вовремя переброшена Гонтом в Лондон, дабы те успокаивали народ и устраняли последствия пожара, но несмотря на это на скамье восседал, как будто ничего и не было, граф Арундел с самым что ни на есть надменным видом. Король, едва сошедшись с ним взглядом, не отвернулся и дождался, покуда лорд сам не потупит свой нахальный глаз. Собрание молчало. Сам монарх также предпочитал сохранять воцарившуюся тишину и отстранённо-гордый вид. Он ничего не скажет, пока его не спросят напрямую – не королевский удел самому начинать оправдываться перед своими подданными за то, чего он и не совершал, как бы те не надеялись хотя бы на пару слов в комментарий к происходящему. И всё же его успокоившееся было сердце ёкнуло, когда резные двери отворились и в зал вошла пришелица, похорошевшая ещё сильнее с того момента, как они расстались. Ричарду был приятен тот факт, что она не отвергла его жеста и облачилась в то платье, что он повелел ей преподнести, но пренебрежение обычаями, связанные с женщинами в этой стране, заставило его слегка напрячься и надменнее обычного вздёрнуть подбородок. По большей части королю было всё равно: коса ли украшает голову его гостьи или же льняной платок, но то, как будут роптать из-за такой мелочной вещи все здесь собравшиеся, за исключением, пожалуй, Джона Гонта, заставляло его всё же думать о последствиях. Впрочем, долго терзать себя мнимым оскорблением не пришлось – девушка заговорила. Голос её, звучавший поначалу со старательной уверенностью, к середине речи обрёл особенную силу, заставившую короля проникнуться к ней с уважением.
- Я Дейенерис Бурерожденная из дома Таргариенов, королева андалов, ройнаров и Первых Людей, законная наследница Железного Трона Вестероса, - вместе с этими словами на скамьях приподняло голову оживление, к огромному удовольствию монарха по большей части испуганное, чем изумлённое. Кому, как не ему знать, что любой представитель королевской крови, выражающий симпатию по отношению к почти смещённому правителю английскому, становится не просто конкурентом – мнимым врагом и пособником самодержавного изменника. Но Ричард молчал и слушал, не отрывая глаз от говорившей, ведь всё то, что она произносила, казалось бы ему раньше дикой фантазией, если бы он сам воочию бы не увидел и пламя с неба, и чудовище, распространявшее это пламя. Теперь же король не сомневался ни в едином произносимым ею слове. Несмотря на то, что все те наименования, что перечислила Дейенерис, все чины и титулы для него ровным счётом ничего не значили, он уже стал подумывать о том, как бы завоевать её расположение, ведь шутка ли – у неё есть собственный дракон и не один! Дождавшись, пока королева выскажет все свои пожелания, он коротким, но властным жестом подозвал к себе герцога Ланкастерского и парой слов обозначил то, что следовало бы озвучить его гостье.
- Его Величество король Англии Ричард II рад вас приветствовать, Дейенерис Бурерождённая, Матерь драконов в своих землях и от всей своей королевской милости и добродетельного сердца желает, чтобы вы ощущали себя здесь, как дома, не чувствуя ни нужд, ни стеснения.
В подтверждение сказанного дядей, монарх слегка кивнул Бурерождённой, обозначив на гордо искривлённых губах мягкую улыбку, позже возвращая своему лицу прежнее выражение.
- Если королеве будет угодно, то Его Величество предоставит все возможности для ознакомления её с картами и сведениями о той земле, в которой мы имеем честь её встречать. Королева желает отправиться немедленно в библиотеку или же у неё есть к Его Величеству ещё какие пожелания?
- Мой господин, - Ричард, пленённый речью своего советника, чуть было не скривился, едва заслышав знакомый голос Фицалана, но всё же по всем правилам воспитания обратил на него свой взгляд. Граф Арундел же в свою очередь демонстративно встал перед троном на одно колено, покорно склоняя голову и больше обращаясь к полу, чем к ногам государя. – Известно ли вам, что творится по воле случая и Господа нашего в предместьях Лондона, и сколь недовольны гости тем, что кто-то потревожил их и нанёс ущерб их достоинству и скарбу? Пожар потушен, но недовольство всё ещё пылает в сердцах народа. Они требуют, чтобы король явился к ним и успокоил тем, что его милостью и силой провидения опасность больше им не угрожает. Что сделает мой повелитель?
- Сопроводят лично свою гостью, дабы удовлетворить всё то, что она требует от нас. Отказать в подобном мы не в силах, – монарх поднялся с трона, переступая ногами с подушки на подмостки. – Благодарю обоих. Мой добрый Гонт, тебя за то, что ты нас выручил и верно обозначил наше к чужестранной королеве отношение. Теперь и наш черёд проявлять гостеприимство, а ты же скачи в Лондон и скажи народу, чтобы те не волновали себя зря. Всё позади. Тебя же, светлейший граф, за то, что не остаёшься в стороне, когда государство требует вмешательств. Следуй за Джоном Гонтом, будь ему подмогой в час, если народ посмеет возмущаться. А мы же перейдём к своим делам.
И в подтверждение своих слов, король сделал ещё шаг, намериваясь спуститься с трона на пол и действительно пройти с Дейенерис до библиотеки, но напоследок не преминув возможностью публично унизить графа Арундела – его дяде, как советнику, нельзя было подавать руки королю, чтобы помочь преодолеть пару ступеней, поэтому такой жест должен был обозначить тот, кто находился ближе всех к монарху. Так, не распрямляясь и пряча от стыда и злобы взгляд, Фицалан протянул ладонь своему тёзке Ричарду, исправно выполняя свой долг перед короной. Сам же венценосный хитрец спустился с таким видом, будто только что сошёл с небес, и не обращая внимания на лордов, готовых обратиться к нему со внеурочной просьбой, прошествовал до выхода из зала, надеясь, что королева Вестероса последует за ним.
- Мы сражены тем, как всё обернулось, – первым с Дейенерис заговорил король, выполняя данное прежде слово. Он был уже безпомпезен, оставил символы королевской власти вельможам, им же бросил тяжёлый плащ, чтобы было легче передвигаться и дышать. Поэтому Ричард смел надеяться на то, что за этой его скромностью Бурерождённая разглядит его особенное к ней расположение. – И поначалу не знали, как стоит к тебе обращаться. По правилам, царящим здесь, лишь мы одни достойны зваться королём, а если состоим мы в браке, то наша супруга становится столь же уважаемой, что и мы сами. К тебе же нам стоит обращаться, как к стоящей ниже. Надеюсь, что ты не будешь в обиде на эти правила? Не мы их задумывали, но обязаны верно исполнять.
Король улыбнулся, занимая своё место возле массивного дубового стола, расположенного в центре библиотеки таким образом, чтобы свет из окон со всех сторон падал прямиком на его крышку. По поверхности уже была разостлана довольно старая карта Англии, составленная полтора века назад, но существенными отличиями от нынешнего положения страны она похвастать не могла – войны с Францией сначала дарили земли, а после их отбирали. Посему смысла в составлении новых карт не было. И всё же Ричард ощущал нечто сродни смущению, наблюдая за тем, с каким умным видом Дейенерис склоняется над разрисованной бумагой. Сам монарх предпочитал картам портреты и прочие творческие средства, не имеющие в государстве практического применения, но он был грамотен, посему если бы гостья его о чём-нибудь спросила, он бы с радостью ответил всё, что знал и понимал.
- Пока мы здесь одни и никто из придворных не смеет мешать ходу нашей беседы, мы спросим: где теперь твой Дрогон? Как ты сумела подчинить себе его волю, но не сумела удержать от  разрушений? Народ потребует от нас ответов, поэтому мы всё должны про это знать.
Он подошёл ближе, едва ли не касаясь широким рукавом своего платья, синей ткани одеяния Дейенерис, что расценивалось бы любой дамой, как попытка её если не опорочить, то точно посягнуть на её честь. Но Ричарда это никогда не волновало, как не волновала ни одна из женщин королевства, за исключением прекрасной королевы, и дело было вовсе не в супружеской верности и святости таинства брака. Просто король был явно других нравов  и предпочтений. А посему он даже не изволил отодвинуться от своей гостьи, вместо этого тратя время на то, чтобы указать перстом то, где они сейчас находятся по карте.
- В округе Виндзора хорошие леса, а у нас есть псарня и отменный отряд охотников. Мы не собирались вечер проводить в этой резиденции, у нас были дела иные, но волей обстоятельств, скажем, что счастливых, мы оказались здесь, где из еды и развлечений только вино, пыльные манускрипты и постель. Разве что ты не составишь нам компанию в утренней прогулки по лесу. Бог знает, чем всё обернётся.
Король не стал бы настаивать, ответь ему Дейенерис отказом, но всё же смел надеяться на скромную вылазку, дабы развеять скуку и ослабить тревогу за то, что их может обоих ждать в будущем. Он бы наверняка спросил о том, как велико её королевство, что за народы там живут, какие у них обычаи, много ли драконов в тех местах. Упомянул бы обязательно про тот подарок, что он получил не столь недавно, но и не так давно. Он слушал бы всю ночь её рассказы, но зная свою натуру, король не смел задерживать уставшую от перелёта Бурерождённую Матерь драконов, ведь где бы ни был этот Вестерос, он был очень далеко от Англии, если о нём не слышал даже мудрейший Джон Гонт. Поэтому, ограничив себя лишь несколькими самыми важными вопросами и приглашением на охоту, Ричард решил закончить на сегодня этим их встречу и теперь стоял в важном, но всё же слегка нетерпеливом ожидании. И что бы там ни говорил граф Арундел, как бы ни злился сейчас, обращаясь к народу со крепостных стен Лондона, самого монарха это не волновало. Он был спокоен и уверен в близлежайшей ночи. А на всё дальнейшее и впрямь воля Божья.

Отредактировано Richard II of Bordeaux (2014-05-22 02:11:08)