Она знала, что будет расплата. В каком бы состоянии не был Локи, ей не сломить этого бога, Моргана понимала это, но даже данный факт не мешал ей идти к цели. Он не простит ей подобных уколов и тычков, он отомстит. Не так важно когда: сейчас, поднявшись с колен, или позже, когда всё же найдёт себе помощника и освободится. Впрочем, Моргане почти нечего было терять, а месть - это та вещь, ради которой можно рискнуть всем. Утер считал так же, но ведьма всегда полагала, что отличается от своего отца более продуманными и логичными поступками.
Оказалось, что не совсем так.
Она тихо шипит, приподнимая голову, пытаясь ослабить давление на распущенные волосы. Это было её ошибкой: в обнажённое горло тут же впились холодные пальцы безумного бога. Моргана начала задыхаться, непроизвольно хватая ртом воздух, но не могла освободиться. Да и не пыталась толком: если она сейчас умрёт, то проснётся, таково правило сна. Значит, окажется в своём мире, в одиночестве, очень далеко от Асгарда и клетки Локи. Возможно, какое-то время будет шарахаться от собственной тени, потом успокоится и постарается забыть. Спать будет с оберегами, что бы более тут не оказаться.
Бог тоже знал правила сна, поэтому не добил её, явно пытался лишь припугнуть, что у него удалось: пусть всё это было понарошку и во сне, Моргана успела испугаться за себя, свои волосы и свою жизнь. Поэтому следующую ласку она приняла настороженно, вздрогнув от этого неожиданно мягкого прикосновения, будто ожидала удара. Она и правда отчасти ждала чего-то такого, но так же осознавала, что Локи не будет её бить, это слишком низко и неинтересно для такого божества. Его месть будет иной, неосязаемой, как и её собственная.
Она почти покорно закрывает глаза, готовая ко всему.
Боли не было, не было ничего. Водоворот цветных картин, неузнаваемых ею помещений и людей. Какие-то волки, золотистые всполохи. Это явно было что-то из жизни Локи, то, что не было ей знакомо и вряд ли когда-то будет. С богами пируют воины, а она не воин, хотя и пытается надеть доспехи.
Потом всё изменилось опять.
Какой-то мост, вернее то, что им было. Не каменный, как в Камелоте, из какого-то другого материала. Под ним не река, не ров, под ним что-то другое. Тьма. Моргана не знала, пришла ли ей эта мысль сама или кто-то из глубин шепнул её ей. Вспышка боли, настолько ослепительная, подобную той, которую Моргана испытывала лишь раз в жизни: когда проткнула кинжалом Моргаузу. Неясные переплетения боли души и разума, духовная и физическая боль, с настолько неясным источником, что нет возможности её остановить, прекратить эту извращённую пытку. Слишком холодно, слишком страшно, слишком больно даже для Морганы, которой казалось, что она повидала слишком много для самой себя, думала, что достигла рубежа.
Видимо, она ошибалась, и эта ошибка будет стоить ей жизни.
Неясные картины оборвались так же внезапно, как и начались. В какой-то момент она распахнула глаза и тёмная поляна казалась будто бы солнечной, хотя тучи не расступились, настолько яркой и светлой, что резало глаза. Ведьма тяжело дышала, слушая, как в ушах оглушительно бьётся её сердце. Это было слишком сильно для неё, и явно не стоило тех слов, которые она бросила ему ранее. Видимо, Локи тоже не до конца отошёл от этого, судя по тому, как мелко трясутся его собственные пальцы. Это картинки из его прошлого, не иллюзия, не воображение, всё это реально. Слава Богини, что ей никогда не оказаться там, туда ей ход просто закрыт.
Но бог предлагает ей снова оказаться там, не в своём теле, в его. Снова и снова, пока она окончательно не сойдёт с ума, не заплачет или не попросит пощады. Не попросит. Умрёт, но не попросит. Королевская гордость помешает признать неправоту, склонить голову, согласится на чужие условия. Локи не по силам забрать её туда навечно, когда-нибудь это кончится, должно кончится. И тогда она обретёт свободу. Главное, научиться потом спать: успокаивающие настойки уже давно не действуют, а сама она вряд ли уснёт.
А он окончательно сойдёт с ума в своём заслуженном безумии. Это его тьма, его наказание, его крест. У Морганы достаточно своих врагов и своих проблем, что бы делить с кем-то чужие невзгоды. В этом мире каждый сам за себя, неужели Локи этого ещё не понял? До сих пор верит, что кто-то поможет ему? Возможно, он и правда найдёт какую-нибудь глупую юную ведьму, которая поможет ему спастись, при этом убив саму себя, не справившись со столь древней магией. Кто-то такой, как она, вернее, какой была. Но глупо просить помощи у неё, достаточно мудрой и обожженной на огне предательства. Видимо, она оказалась последней или первой, смотря с какой стороны смотреть, его попыткой. Но явно неудачной, обречённой на провал.
Или он считал её полной дурой.
Она уже открыла рот, что бы ответить - когда он убрал руки с её шеи, Моргана вновь обрела былую храбрость - но не успела. Стремительно он подошёл вплотную, яростно её целуя. Это был не нежный и чувственный поцелуй возлюбленного или хотя бы бывшего возлюбленного, коим он, по его же словам, являлся. Нет, в этом поцелуе было что-то злое, ненавистное, яростно, будто бы он пытался убить её таким способом, уничтожить то, что не смог убить знакомством с Бездной. Моргана на секунду замерла, напуганная этим поцелуем, который мало сочетался с его предыдущими словами, но после поддалась этому натиску, уступила, с силой хватая его за плечи, ногтям спиваясь в нежную кожу, защищенную тонкой тканью. Сейчас, после бездны, она была слишком уязвима, безумно сильно желала тепла и участия от любого существа, даже если это будет Локи. Как после своих кошмаров ей поначалу безумно были нужны объятья Гвиневры, так же сейчас, в поисках утешения, она прижималась к Локи.
пусть даже это просто иллюзия, сон, другая реальность, недоступные мысли.
Пусть он просто забавляет с ней, возможно, проверяет, а сейчас начнёт смеяться или оттолкнёт.
Пусть будет всё, что угодно, если это будет не сейчас, а спустя пару секунд.
Ей нужна эта пара секунд.
Раз.
Два.
Три.
Она отстраняется или отстраняется сам Локи, Моргана упустила этот момент, пытаясь нормализовать дыхание. Всего секундная, ничего не значащая передышка, не делающая погоды. Они всё ещё враги, он всё ещё взаперти, а она всё ещё хотел закончить всё это.
Ведьма припоминает его слова, его упрёки. Он ошибается, ошибается во всем. Она никогда не была чудовищем и никогда не будет. Разве в её помыслах есть что-то ужасное? Разве месть - это не благородно? Правая месть, не за себя, а за целую армию сожженных людей и тех, кого могут сжечь после. Она права со всех сторон, просто Локи этого не понять: в своём эгоизме и безумии он не понимает её реальности.
- Я не делала неправильного выбора, - она не отстраняется, но и не подходит ближе, сглатывая. Больно. Интересно, останутся ли синяки от его пальцев, когда она проснётся? - И я не чудовище, не зверь, запертый в клетке, потом что изначально желала слишком много для себя. Я выбрала правильный путь, путь, предназначенный мне от рождения, который показала мне моя сестра. В отличие от тебя, я не жажду власти ради власти, я желаю спасти свои земли от тирана. Одного уже убила, остался его сын. Трон Камелота мой по праву, вскоре я получу его, дав народу то, чего он заслуживает: свободы. Тебе не понять, что такое жить и сражаться не только за свои интересы, что такое не ставить себя выше других. Ты мстишь за детские обиды, папа не оказался папой, бедному Локи все врали, никто не верил богу лжи. Удивительно, правда? Ты не достоин зваться богом, поэтому сидишь в клетке, как диковинный трофей Одина и его сына. Странно, что тебя не провели в цепях по всему Асгарду... наверное, это будет в день коронации Тора, - теперь её очередь бить, ожидая справедливого возмездия за всё это, - за мной же армия, легион магов и ведьм, видящих меня освободительницей. Народ  Камелота на моей стороне, а ты обращаешь за помощью к "смертной" - ведьма усмехнулась, касаясь пальцами его лица, пусть делает что хочет, ей не так важно.

_________________________
КРАТКАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Хотите знать правду — вам её никто не расскажет! Вам расскажут только свою версию. Если хотите знать правду, вам придётся искать её самостоятельно.
• Старший сын наместника Гондора, наследник трона. Самый настоящий воин. Бесконечно храбр, бесконечно величествен, безумно силен. Ты способен вести за собой армию Гондора, ты разбиваешь полчища орков, ты не боишься ничего на этом свете.
• Весь ты - в войне. Только битва дарит тебе истинное удовольствие, успокоение и душевное равновесие. Ты способен выигрывать битву даже при самом плохом раскладе, ты тактик, стратег, хитрый боец, не брезгующий и самыми бесчестными ходами ради победы. Ты надменен. В должной мере сдержан, но в основном пылок и нетерпелив. Ты справедлив, как и полагается будущему правителю, ты жесток с врагом. Предания, сказки - не для тебя. Магия в основном тоже, ты привык доверять своим глазам и верному мечу, а не таинственным заклинаниям и артефактам.
• Ты любишь и уважаешь отца, но в глубине души порицаешь его за высокомерие и необоснованную гордыню. Все говорят, что ты похож на него, но на деле это не так. В тебе куда больше справедливости и благородства, любви и сочувствия, чем в старом наместнике. Ты любишь младшего брата. Вы с ним были бы близнецами, если бы он был хоть на одну каплю более сильный и бесстрашный, как его брат. Но Фарамир для тебя младший, а значит всегда недостаточно хорош, всегда только второй.
• Ты не ищешь супруги, для тебя только война имеет значение. Однако и у тебя есть сердце.

ОТНОШЕНИЯ:
Наше первое заклинание трансгрессии. Неуверенно и дрожащими руками я делала взмахи палочкой, закрывая глаза. Все выверено до мелочей, каждое слово, каждый пас рукой, каждый вздох. Ошибки быть не может, не может...
И вот я уже стою в незнакомом мне лесу, явственно ощущая как крутит живот. Что-то явно пошло не так, однако я жива. Эти леса мне не знакомы, мурашки бегут по коже, словно бы я уже не просто не дома, а где-то там, где все иначе, где другое само мироздание.
Там я впервые встретила тебя. Гордого, величественного, настоящего царя. Ты привез меня в Гондор, позволил остаться и я провела с тобой несколько долгих дней. Мы гуляли по маленьким улочкам огромной крепости-города, смотрели как ветер гуляет в кроне Белого Древа, с интересом ты смотрел как с помощью палочки я создаю этот ветер.
Я не знаю что это было. Быть может самые великолепные дни в моей жизни. Быть может даже настоящая любовь... Тогда мне казалось, что когда я устану от тягостей своего собственного волшебного мира, я приду сюда и проживу с тобой жизнь под кроной Белого Древа. Но ты человек, ты стареешь быстрее, ты хрупок и уязвим.
И я ушла, обещая вернуться вскоре, а ты держал меня в своих объятиях и шептал, зарывшись лицом в темные волосы, что будешь ждать.
Но я не вернулась.

НЕМНОГО ОБО МНЕ
Знаете что... Я вот иронизирую, сопротивляюсь, но мне хочется быть... счастливым. Трудно в это поверить, я даже вслух боюсь говорить.
Требуется любовь к роману, конечно же, а так же к его экранизации. Любовь к персонажу, безусловно, тоже. И желание развивать неоднозначную любовную линию.
Скажу честно... Я бесконечная фанатка Боромира и отыграть с ним романтик моя девичья мечта. На коленях прошу не убить на корню все мои фантазии и отыграть этот сюжет с достоинством и нежностью).
От меня море любви, преданность, приключения и захватывающие сюжетные повороты. =)

пример поста

Жизнь не только свет, жизнь еще и мрак.
Грех обмана, ужас униженья.
И преграды нет, если сделан шаг
Нам предначертанный судьбой.
Воздуха не хватало. Ужасное удушение сковало легкие и беловолосая прекрасная богиня поднесла ладонь к себе, сжимая свое горло. Губы дрожали, в ужасе шепча неясные слова, словно невиданные доселе молитвы, неясные ни одному слуху, коего могли бы коснуться. Молитвы, обращенные всем известным богам, чтобы те сохранили, уберегли, избавили, пощадили ужаснейший из девяти миров, страшнейший из всех порождений первичного хаоса Гинунгагапа.
Робко богиня ступала по замерзшей земле, не страшась холода своими босыми ногами, но приходя в ужас, глядя на скованные льдом продрогшие тела, что кутались в бесполезные меховые одежды, так отчаянно продлевая свою жизнь, погрязшую в болоте вражды, ужаса, смертей, кровавых войн. Так они тряслись над тем, что все равно будет предано огню безвозвратно.

Босая и в белоснежном платье невесты девушка остановилась недалеко от чьего-то покосившегося дома. Перед ней под бесконечно спокойным падающим снегом на коленях стояла женщина, руками своими замерзшими землю горстями собирая да стеная без устали, бедное старческое горло в клочья разрывая... Перед ней двое сильных мужчин подняли ну руки завернутое в полотнище маленькое тело, легко, словно пушинку, взгромоздив на сильные плечи и безжалостно унося прочь от безутешной.
Их лица - подобно отпечаткам самой Хель. Будто бы, выбравшись из логова, она прошлась по этому миру, не позабыв ни одного мидгардца, не пропустив ни одного светлого лика, который можно было бы исказить гримасой бледной смерти. Самых невинных, самых добрых и милосердных одаривая своей дланью. И, сладко взглянув на деяния свои, упорхнула обратно в Хельхейм ожидать гостей. И гости столпились у ее дверей.
Бледная дрожащая ручка богини легла на низ живота, будто бы там отчаянно заболело чрево, рожавшее детей и прощающееся с ними. Сигюн неотрывно смотрела на стенающую мать, прощавшуюся с совсем юным чадом и принимала ее боль. Боль матери, породившей в муках на свет свою доброту, отдавшую всю себя воплощению своей собственной любви.
Ее собственные не рожденные еще дети заплакали на разные голоса, тревожа ранимый слух богини и заставляя ту ронять по ним, любимым, слезы. Она еще сама была ребенком, но даже когда была еще моложе уже была матерью всему, окутывая добротой и прощением всех богов, все миры.
И сейчас мать всего роняла слезы по детям Локи.

Она видела массивные широкоплечие тела, обернутые мрачным саваном. Мужи, ведавшие на своем веку славные битвы, ведомые Одином к славным победам, молящиеся громовержцу Тору, чтобы мечи их были крепки, а щиты врага - слабы к их гневу. Те, что просили у величайших богов войн и сражений благословения себе, уходили не под крики сражающейся толпы, а под стенания жен, детей, матерей. Суждено ли им попасть в Вальхаллу? Едва ли, едва ли... Бесславная смерть постигла их, пусть и крепкими воинами они были доселе.
С тоской их провожала богиня милосердия, даруя прощение в последнем пути. Кто, если не она, простит их и снимет тяжкий груз с обреченных душ? Кто улыбнется на прощание улыбкой матери и любящей супруги? Кто любимым ребенком коснется отцовской руки, обещая стать сильным и смелым? Сигюн касалась их неуловимой рукой сквозь призму смертных оболочек. И слезы текли по ее щекам.

Костры горели так пронзительно громко, что закладывало уши. Богиня стремилась убраться подальше от них, ведь Хель уже открыла им путь в свое царство, а тропы к ней не для живой ванахеймской богини.
Воздуха не хватало. Слезы комом вставали в горле, они лились без устали, а богиня с ужасом стирала их со своих щек и рассматривала капельки на своих бледных руках, давно позабыв как выглядят они. Страх и ужас давно забытых дней, когда ее нашел отец Ньорд испуганную, плачущую девочку, брошенную родителями... И кто она сейчас? Всепрощающая мать, позабывшая жестокость девяти миров и росшая среди любви.
Под босыми ногами хрустел снег, они уносили ее все дальше от неизвестного поселения, полного лиц с отпечатками смерти, полного боли и страданий, ужаса и безысходности. Дальше, дальше... Лес смыкался вокруг, словно пытаясь поймать в свою клетку. Лучше так. Лучше ничего, белая пустыня и мертвые замерзшие деревья, чем мертвые замершие люди, помочь которым она не в силах... Ведь ни один из них не молился богине, не желал милосердия, доброты сердец, любви и прощения. Каждый из них, в горе ли, во гневе, в панике или в жажде, взывал к гегемонам божественного пантеона, к самым воинственным, желая мести, смерти и кары всем неугодным.
Как они могли позабыть про любовь?..

Слезы двумя морозными дорожками застыли на щеках и инеем покрыли ресницы. Сигюн просто шла, утопая в снегу и пальцами касаясь стволов деревьев, погруженная в свои ужасные мысли, ощущая собственное бессилие и невозможность помочь этому потерянному миру.
- Стой! Кто ты? Назовись.
Резкий голос пробудил ее ото сна. Такой отрезвляющий, словно горячая вода на отмороженные нифльхеймскими морозами пальцы. Сигюн замерла, вглядываясь в одинокую фигуру среди ледяной пустыни. Помедлив немного, юная богиня в платье невесты приблизилась к мидгардцу и тонкими пальцами подняла упавшие подле него тяжелое одеяло, а затем накинула на его плечи. Мать всего. Всем и каждому.
Встав прямо перед одиноким незнакомцем, чьи ресницы так же покрыл иней застывших слез, как были покрыты и ее собственные, Сигюн опустилась на колени, оказываясь к нему лицом к лицу. Она молча смотрела на него с тоской, болью и так, как смотрели матери погибших детей на своих меченных Хелью чад.
- Какому богу ты молился? - прошептала богиня и ее голос - чистый мед. Но тот, который разбавлен горечью чьих-то бесконечных слез.

"Когда-то в Ферелдене жил великий храмовник, благородный и гордый, справедливый судья, свято верящий в Создателя. Он был настолько горд, что наслушавшись легенд о Флемет, Ведьме Диких Земель, оставил свой родной дом в Рэдклиффе и пустился на её поиски, желая собственноручно убить отступницу. По пути к Диким Землям Коркари, храмовник заехал в деревню Рослей, на западных дорогах. Там он поговорил с молодой женщиной, которая не так давно слышала россказни о ведьме от кочующего племени хасиндов.
— Она монстр, — лишь сказала женщина, — с жутким характером и дикой красотой. Она — длань холода и тьмы. И все же — миф, её поимка не стоит тех человеческих мук, какие она может обрушить на голову ищущего.
Но храмовник не послушал речей и пустился в путь. Он прибыл в Лотеринг, деревню на границе с Дикими Землями. Там он встретил женщину, мать, которая рассказывала своему ребёнку о лесных ужасах.
— Да, я знаю о ней, — ответила мать. Она — существо из легенд, назидательная история о том, что человек должен знать меру всему. Никому, даже самому великому храмовнику не дано уничтожить предостережение, сэр.
Но храмовник был уверен, что Ведьма была больше, чем символ, и потому он продолжил свои поиски. Затем храмовник ступил на территорию Диких Земель Коркари, где набрёл на племя хасиндов. Он нашёл старейшину, древнюю старуху, которая знала его язык.
— Она крадёт человеческие души в конце зелёной тропы? — прохрипела старуха, — Где сердца людей обращаются в лёд, а кровь синеет. Ни один храмовник не должен преследовать её, она этого желает, ведь если храмовник её найдёт, его жизнь будет рассечена его же мечом.
Храмовника разозлили явные сомнения старухи в его умениях, а так же в воле Создателя. Он продолжил путь. Храмовник достиг конца зелёной тропы, где воздух Диких Земель еле слышно потрескивал от мороза, а на пожухшей от холода траве сверкал снег. Там, невдалеке, он заметил дом, скрытый деревьями от ветра. У дома храмовник увидел прекрасную молодую женщину, ухаживающую за садом, который цвёл не смотря на мороз. Он приблизился к женщине, чтобы расспросить ее о Ведьме.
— Вы приехали издалека, славный храмовник, — промурлыкала женщина, обладающая какой-то экзотичной и тёмной красотой, — Вам лучше отдохнуть.
— Я смогу отдохнуть лишь тогда, когда Ведьма Диких Земель будет убита, — ответил храмовник, — Скажите мне, где она!.
Храмовник вынул меч и направил его в сторону молодой женщины, которая тепло улыбнулась в тот момент, когда нож мягко вошёл в спину храмовника.
— Я — миф, назидание и хранительница душ, — шептала его убийца. — Я — воплощение того, что ты обо мне слышал, и я была всеми теми людьми, с которыми ты говорил.
Храмовник упал на колени и с трудом повернулся лицом к голосу, но увидел лишь дымчатый силуэт, окутанный густым туманом.
— И я — та, кого ты никогда не увидишь.
Поиски храмовника закончились у ног Ведьмы и её тёмной дочери. С того времени, те, кто знают истории о Ведьме Диких Земель никогда не спрашивают о ней, никто с тех пор не ищет ту, кого легенды нарекли Флемет."

У каждого человека в этом мире есть свои таланты. Кто-то потрясающе рисует, изображая на своих полотнах само дыхание Жизни, кротко замеревшее под умелыми мазками красок мастера; кто-кто поёт так, что соловьиные трели кажутся грубыми пьяными руладами подзаборного выпивохи; кто-то обращается с мечом столь мастерски, что оружие начинает казаться простому обывателю продолжением руки воина, его единой конечностью, несущей освобождение народам и смерть врагам; кто-то кружится в танце с завидной лёгкостью, недоступной для падающих с отцветающих роз лепесткам; а кто-то Кусланд. Кусланд, который с завидной даже для легконого оленя прытью продирался сквозь английские леса, лишь бы как можно дальше оказаться от ненавистного всеми фибрами души королевского замка. Виндзор, кажется так? Айдан несколько раз уже проклял это место, оставив благословение лишь для венценосной Анны из рода Болейн, которая оказалась единственной здравомыслящей особой в этом хаосе твердолобости и ненависти к чужакам. Подумать только, его, беспечного и добросердечного путника, пришедшего в далёкое от родных земель королевство с самой мирных из всех существующих в истории этого мира делегаций, почти сразу же осудили за то, что местные блюстители порядка не обеспечили безопасность высокопоставленному господину. Проще было повесить всех собак на человека, который на местном английском говорил с таким акцентом, что нежным вельможам его говор резал уши. Этим что ли Кусланд так разгневал их монарха? Или эта важная птица просто встала со своих пуховых перин не с той ноги? Как же всё запутанно у этих англичан!

Страж, не знающий отдыха уже несколько часов, ненадолго остановился в небольшой деревушке, граничившей с густым и казавшимся в ту минуту древним и надёжным лесом, но стоило ему зайти в трактир, как местные чуть ли не умерли от поголовного сердечного приступа, глянув на него, как на привидение, щедро опоили кислым вином, накормили горячей похлёбкой и в скорбном молчании проводили за дверь. И это Страж своих считал чудаковатым народом. Англичане в этом плане били все мыслимые и немыслимые рекорды. Чего стоит их настороженный шёпот в широкую спину командора. Как они его называли? Чёрный Рыцарь? Создатель… Создатель! В какую секту завёл ты старого вояку, никогда не держащего за душой черноты и ненависти?! Кусланд был в полной растерянности от этой нелепой ситуации, в какую он ухитрился угодить. Нет, когда он снаряжался в поход, высшие силы явно готовились в отпуск в свою загородную небесную резиденцию и не доглядели за путём, проложенным Айданом от имперского тракта вверх к Амарантайну через Вольную марку и дальше, чтобы выйти через леса в Англию. Странно, что именно они внушали ему больше всего доверия. Быть может потому, что природа, с которой Страж обращался как со старшей сестрой, а порой и как с матерью, не даст его в обиду? Столько вопросов мешалось в его голове, но ответы на них, увы, он не мог отыскать вот так – впопыхах, полупьяно и растеряно.

В сумрачный лес, чем-то отдалённо напоминавший Тирашан, Кусланд входил уже ближе к вечеру, порядком отдохнувший вне деревенской черты прямо под открытом небом на небольшом лугу. Ему, привыкшему к походной жизни, не составило труда задремать прямо среди трав, лёжа на сырой земле. Кроме того, он чувствовал себя куда лучше, когда почивал таким образом, а не на перине в своём фамильном замке. Что и говорить – пагубная солдафонская привычка, сплошная проза и чарующая особенность для прекрасных дам, которые почему-то обратили внимание на Кусланда только после того, как тот стал всенародным героем. Его жизнь стала похожа на те, что описывались в притчах и сказках Тедаса. И это его удручало. Но, так или иначе, под сень старых деревьев, размерянно покачивающихся на свежем вечернем ветру, в темноту неизведанного доселе леса вошёл Серый Страж, вооружённый лишь малодушно украденным у деревенских луком и колчаном со скудным запасом стрел. Айдан не знал, куда выведет его многолетняя зелень, стоящая на страже поселения со странным названием «Локсли». И почему на него, в конце концов, там все так пялились?

Уже говорилось о том, что у каждого в этом мире есть талант, Кусланд, конечно же, не исключение. Правда его особенность заключалась в притягивании неприятностей. Он ещё не успел как следует придти в себя после вопиющего по наглости заключения в виндзорской тюрьме, как впереди его ждал очередной арест, не менее абсурдный арест, потому как под стражу его взяли… эльфы? На своей родине он был их другом и верным помощником, освободителем и дарователем земель, здесь же, в этой чудной стране всё было настолько по другому, что в привычный для Стража склад вещей это никоим образом не вписывалось. Мужчина несколько часов бродил по чаще леса, тщетно пытаясь выйти на человеческую тропу в окружении ночного мрака, несколько раз встречался глазами с местными хищниками, которых старался осторожно обойти стороной, снова сбивался с пути, бесцельно плутал, пока, наконец, окончательно не выбился из сил и не позволил сделать себе привал возле трёх валунов, поросших лишаем и мхом, окружённых россыпью звёздного мирта и ароматом ночных фиалок. Это место показалось Кусланду славным, он даже собирался задержаться в нём до рассвета, но не тут то было.

Его снова схватили. У Айдана просто не было в тот момент слов, чтобы выразить своё возмущение вперемешку с недоумением, поэтому после недолгой перепалки, он покорился и снова начал своё мысленное восхождение на эшафот, так как он заранее знал, что именно ему предъявят и в чём обвинят. Англичане же. Странный народ. Даже эльфы у них странные, совсем не такие как в Тедасе или Средиземье. Ростом с его родных и знакомых глазу, но с крыльями, светящиеся и чудаковатые. Низкорослая стража провела его диковинными тропами, какие, наверное, некогда были в Арлатане, а теперь довольно помпезно воссоздавались в таких вот лесах, как этот. На вопрос, куда его волочат, один из сражников важно оповестил Айдана о том, что ему вскоре выпадет честь свидеться с самой королевой Титанией, и от сердца Стража заметно отлегло. Ему обычно везло с королевами. Взять ту же из рода Болейн. Или владычицу Ферелдена Анору. Или… хватит об этом. Факт оставался фактом, и никакая благородная чумазость и оборванность во внешнем виде не смогла испортить Стражу встречу с «королевой Титанией».

Она оказалась такой же низкорослой, как и прочие эльфы, волосы её напомнили Айдану лунный свет, а лиловые глаза – самые нежные фиалки, которые так любила его мать Элеонора. Поселение местных эльфов было куда богаче и обустроеннее, нежели на родине Кусланда. Скорее, местные были оседлыми, формировали города, осваивали недра лесов и поселялись в них вдали от людских глаз. Видимо, мужчине не посчастливилось пересечь границу их государства, от чего его благородное рослое тело было доставлено на суд их предводительницы. Что ж, Кусланду предстояло держать слово за свою страну, как-никак, он сейчас был действительно нарушителем, а за это по закону приходилось обычно отвечать.

- Королева Титания, я полагаю? – начал мужчина, не без лукавства во взгляде поглядывая на царственную фигуру, обустроившуюся на диковинном цветочном троне, - Я прошу прощения за своё вторжение. Всё вышло случайно. Я… - он замялся, подбирая слова, - в общем, я виноват. Вы не поможете мне найти дорогу обратно? Буду Вам очень признателен, если проявите благосклонность к моей скромной персоне.

Кусланд учтиво согнулся в полупоклоне, заложив правую руку за спину, а когда вернулся в исходное положение, понял, что не представился и тут же исправил сложившееся недоразумение.

- О, простите меня и за то, что я позволил себе такую фамильярность, даже не сказав, как меня зовут. Я – Айдан Кусланд, человек не из Ваших краёв, а из далёкого государства к югу отсюда.

И снова щедрый на проявления вежливости Страж поклонился королеве эльфов. По его мнению – этого уже было достаточно, чтобы повести с гостем повежливее, да и снисходительнее тоже. Будь Кусланд на месте этой лиловоокой эльфийки, он бы так себя и повёл. Но это лишь в стенах его замка. Сейчас же ему приходилось умерить свой пыл и смирённо ожидать речи правительницы. Ну, и мысленно молиться Создателю, чтобы тот перестал шутить над усталым Стражем и на этот раз оказался на его стороне.

Запах дыма и паленого мяса тяжело вдыхался внутрь, а из-за густых клубов ничего не было видно. Небо окрасилось в красный, а земля пропиталась багровой кровью и почернела. Взгляд огненных глаз уставился на мальчишку, который из-за страха потерял дар речи и контроль над собой. Хотя, внутри все кричало: «беги!», но он даже не сдвинулся в места. А существо не заставило себя ждать – оно резко метнулось прямо к ребенку, разинув свою зубастую пасть.
-Дьявол! – мужчина резко дернулся и посмотрел по сторонам, сгоняя с себя остатки свежего кошмара. Сев, он скинул с себя дорожный плащ и нащупал пальцами арбалет, который всегда лежал рядом на случай опасности. Охотник решил заночевать в небольшой пещере, ибо до селения, куда упала звезда, еще топать и топать. Благо, в его временном убежище никто не жил.  Хотя, это казалось странным. Обычно в лесах, в небольших пещерах, даже под корнями деревьев вечно притаится какая-нибудь зверюга, желающая перекусить свежей человеческой плотью. Но охотник спал настолько чутко, что даже мышь не смогла бы прошмыгнуть мимо него.
Видимо, пора продолжить свой путь, не смотря на то, что тело требовало небольшого отдыха. Охотник мог бы провести еще пару ночей без сна, но потом ему придется обязательно где-нибудь затаиться и дать себе отдых. Возможно, это придется сделать в местном селении, рядом с которым упала та таинственная звезда. Такого зрелища охотник еще не видел, да и в воздухе чувствовалась вся необычность небесного тела. 
Добравшись через несколько часов до селения, звавшиеся Новым Тристрамом, охотник увидел очередной ужас, мало чем отличавшийся от его ночных кошмаров:  у главных ворот лежали гниющие трупы, а по дороге, выложенной круглыми камнями, явно кого-то протащили, ибо на ней все еще оставался свежий кровавый след.
Подойдя к человеку в доспехах, Роберт спросил:
-Что здесь произошло?
-Мир тебе, путник. Лучше уходи, пока не поздно!
Охотник, нахмурив брови, хотел было возразить и предложить помощь, но тут же вылезли из-под земли живые мертвецы, от  которых смердело гнилью и смертью. Нефалем выхватил из ремней на поясе свои арбалеты и они с четким щелчком приняли свою форму.  Мужчина тут же зарядил оружие стрелами и начал поражать ими врага. Мертвецы были не такими медленными, как представлялось в ужасных историях или сказках. Здесь были настоящие, предоставляющие опасность селению и охотнику, проклятые тела умерших. От чего это могло произойти? Ведь было известно, что давно, уже несколько десятилетий по этой земле не ходила ни одна живая мертвечина, что они были давно истреблены.
Но теперь что-то снова заставило пробудиться их. И звезда не была исключением.
Роберт помог убить мертвецов стражникам у ворот, а  те смотрели на него с восхищением, ибо охотник продемонстрировал все свои боевые навыки, дабы сохранить все жизни живых.
-Никогда я не видел такого мастерства, господин…- Роберт поднял руку, прося его замолчать.
-Кто может мне рассказать про упавшую звезду? -  у охотника не было времени на болтовню.
-Лия, она в местной таверне ухаживает за ранеными. Благодарю тебя за помощь…
Охотник молча кивнул и прошел через главные ворота. От селения так и веяло мрачностью, словно здесь всегда были осенние сумерки и тоска: дома были все закрыты,  людей на улице находилось немного, ведь основная масса боялась даже выходить из дома, зная, что за пределами родных стен поджидает опасность.
Роберт не оставит это место, пока не найдет ответы на свои вопросы и не истребит нечисть в этих местах.